Босс для Золушки - Алёна Амурская

Я же живая… Мне больно…

Понимание несчастья, обрушившегося на мое сердце и сокрушившего только-только расцветшие надежды на взаимную любовь, парализует меня. Первая обжигающая волна эмоций уходит, оставляя за собой опустошенность. Стою молча, уронив руки, и смотрю на жену Царевичева безжизненным взглядом.

Ангелина улыбается. Она безошибочно улавливает женским чутьем, что растоптала и сокрушила соперницу. Что ж, пусть порадуется. Все равно на чужом несчастье счастья не построишь.

Я отворачиваюсь и бреду к выходу. В теле какая-то ужасная слабость, словно организм подхватил грипп, и его температурит.

— Не унижайся перед моим мужем, наивняшка, — слышу в спину негромкий совет. — Без обид, но ты в нашем с Артёмом междусобойчике лишняя.

Слова проходят сквозь меня, уже ничего не задевая. От слишком острой душевной боли во мне притупилась чувствительность к эмоциям. Я иду, как сонамбула, сквозь толпу, медленно и осторожно обходя людей. Как будто если я кого-то задену, то рассыплюсь на мелкие кусочки… и тогда от меня совсем ничего не останется.

Это всё сон, дурной сон.

Сейчас я спущусь вниз, выйду из ресторанного комплекса и проснусь. Обязательно проснусь. Меня разбудит Царевичев и на вопрос, женат ли он, рассмеется и скажет: «Конечно, нет! Разве я мог бы намеренно держать тебя в неведении, когда целовал и ласкал тебя, моя милая Золушка?»

Кто-то окликает меня, но я не различаю лиц. Кажется… кажется, это Боярка со своим закадычным приятелем Лебедой… наверное, они тоже здорово повеселились, наблюдая за тем, как женатый Царевичев планомерно и коварно соблазнял бедную и наивную официантку.

— Катя! — это уже голос моего босса.

Нет, только не это. Не хочу. Не могу!

Ждать лифт слишком долго, и мой взгляд находит выход на лестничную клетку. Я срываюсь в бег по лестнице так стремительно, что боль в растянутой щиколотке простреливает ногу до самого бедра. Но это неважно. Ничего не важно.

— Катя, стой! Подожди! — Царевичев бежит за мной, и он определенно быстрее.

Туфли мешают бежать. Эти проклятые дареные туфли!

Пока я снимаю их, задержавшись всего на пару секунд, Царевичев уже достигает верхнего пролета и кричит:

— Катя, подожди! Что случилось?

Я поднимаю на него глаза. Мой босс. Мой любимый. Надо… надо задать этот вопрос. Может, я и правда сплю…

— Артём, ты женат?

В изменившемся выражении его лица я вижу горькую правду. Боль с новой силой пронзает мое сердце. Не знаю, как избавиться от нее… куда скрыться…

И с силой швыряю туфли на ступени.

А затем подхватываю подол голубого платья и, как есть, босиком бегу прочь — наивная, глупая Золушка с раненым сердцем.