Иван Поляков
В баню
Вместо предисловия
Вариант СОРОК седьмой… А если так:
Если вы Нечаянно чихнули и столкнули Порядочного гнома со скалы. Не отчаивайтесь! Он очень скоро залезет обратно. И мило Вас спросит: «Ты заболел?!»
… Не то. Чай уже остыл.
Перестук будильника «Янтарь» действовал мне на нервы.
А давайте по-простому.
По чести:
Пошёл гном в баню!
Нина Бродская — Звенит январская вьюга
Глава I. Крепость гнома
Гномы. Обыкновенный народ Большого Леса. Низкорослый, но гордый… за каждый дюйм своей бороды. Покупает он из расчёта «чтобы досталось внукам». Селится в скалах, а горшки, в целях экономии, высекает прямо в подоконниках.
Коврами украшает стены.
В одном из таких, простых, домов. Считаемом от двери.
На улице Светлой шахты, вровень с горшком и проживала Ингрид. Гномиха чуть старше средних лет… но благополучно позабывшая, что есть какие-то другие… века. Очень светлая, добрая и, конечно, понимающая.
«Ни-ког-да!»
Впрочем… не прямо сейчас.
Проживала она вместе с мужем.
«Ну во-от…»
Сын её давно уже отрастил бороду. Нашёл себе бороду и съехал.
А муж, глава почтенного семейства, к сожалению, — остался.
В будние дни он постоянно временно подрабатывал на местной лесопилке «Хвоя».
А в выходные — всё больше занимался с отцовским и отцовским молотом.
Лишь ради отдыха.
Исключительно для духовного, эстетического наслажденья.
«Лучше бы он стены обтесал!.. И для кого я стараюсь?!»
Вернувшись с работы, каждый гном обязан был взяться за кирку!
Во всяком случае, так гласила очень старая, всем известная поговорка. И как мать, жена, и примерная хранительница дома, Ингрид в это пламенно верила!
Она готова была с молотом свёкра пойти на КАЖДОГО, кто посмеет обосновать хоть один довод против!
А впрочем… сейчас было даже не до развлечений.
Зеркало (этот предатель!) вновь утверждало невозможное. Её любимое, цвета каменного угля, очень «яркое» платье, с золотою вышивкою… село.
Убежала линия плеч.
Юбка ещё чуть-чуть натянулась.
И какие-то… неп-онятные складочки-складочки неизвестно зачем обнаружились между грудью и поясом!
Оказия!
«В позапрошлом столетии их не было!» — с совершенной уверенностью обосновала Ингрид.
Гномиха в этом не сомневалась. Она отлично помнила.
Помнила взгляд супруга.
А ещё Негодяя-орка, что уверял:
«По в-сю эту сторону… А-ПЧх-и-йского канала!.. Ни-хде ткани лучше не найти!»
«Мне бы тебя найти! — озвучила ещё в позапрошлом веке основной свой довод Ингрид. — Лучшая ткань для узлов по эту сторону залива! Исключительно для шеи!.. Морячок!»
Обстановка накалялась.
Боевые действия переползли с плеча на аккуратный вырез и обратно.
Единственное решенье — это всё прикрыть.
Всё прикрыть!
Оставить можно было только пятки!
— Ты стол перетащил? — не оборачиваясь, но зато очень бодро вращая покатыми плечами, бросила Ингрид.
Свист в знак согласия.
Звук донёсся из бывшей детской.
По-доз-рительно.
Это был кабинет-кладовка… любимое место, в которой вечерами заседал, игрался с молотом, глава почтенного семейства.
— … И тарелки!.. Тарелки выставь!
Звук повторился.
— Да которые из шкафа!
Диадема, простая, но весьма изящная, удачно «заложила» высокий пик перед кольцом косы. Редкие, но хорошо заметные в густых чёрных прядях, серебристые локоны распрямились… и в голос заявили о прошедшем, ещё одном, столетье. Для себя Ингрид решила, что смотрелось это… «благородно».
— Я от Киянки слышала, — начала сравнительно тихо она... — Слышала Зубило, муж её, тебя Пенькой на работе называет… Что за «свинство»?.. Что… Что за отношенье такое?.. ты… Что «Сви-Сви»? И ста лет прохвост не проработал, а уже туда же: «Пенька»!
«Пенька» или, если верить переписи, Пень, взял несколько мгновений на «раздумье».
Свист принял вид вопросительного знака... А сразу после стал возмущё-онным!
Оскорблённым настолько… что в это даже возможно было бы поверить.
— И не надо со мною пререкаться!.. «Притирается малой» тоже мне!... «Топор — гордость народа»!.. В сыны он тебе годиться, ты не забыл?! Нашёл себе… «Пеньку»!
«За «Пня» потому что вышла!», — добавила Ингрид про себя.
Но озвучивать на сей раз не стала.
Всё же праздник.
Год пролетел. Пальцы у всех были на месте — и на этом спасибо.
Было за что поджарить баранью ногу со сливочным маслом и укропом. И открыть полный бочонок.
«Пню нельзя! Ему же завтра на топор!»
Одев пару маленьких, но самых лучших серёжек (на какие только мог заработать «Пенька»), гномиха сделала шаг назад. Взглядом опытного стратега разом окинула всю дислокацию.
Зеркало (дезертир-предатель-заговорщик!) показало ей… гномиху.
А ещё большое пятно на обоях цвета ноябрьской травы… очень неровно приклеенных в свете лампы.
Пя-тер-ню. Следы от жирных пальцев Пня на лакированной крышке комода.
Бельевую корзину им поломанную, и носки «не по-праздничному» поставленные в угол.
Напольная вешалка от небольшой конторки «Прутья в дом» определённо сломалась бы при первом же ударе.
Её было жалко.
Складочки-складочки оказались живучи точно гномы.
Ингрид чуть повернулась — оценила вид сбоку.
Увы, и в этом отношение ВРАГ в раме нашёл где поставить ей… Большую запятую.
Гномиха вернулась в исходную позицию.
Она… посмотрела… хорошо ли уложена борода…
Блестят ли натёртые воском медные кольца на усах?.. Не перекрутились ли?..
— И учти!.. Никаких в этом году «на посошок» и «мы проводим»!
Традиционная свеча типа шахта завалилась набок. Пришлось поправить.
— Мне и прошлого года хватило! На год вперёд!
Красные, кругленькие пяточки Ингрид мягко забили по полу.
Уже начавший трескаться, древний камень, по счастью, выдержал.
« И никто!.. Никто не догадался вытереть пыль!.. И коврик поправить!»
Ингрид сделала Сама!
Чуть замедлившись, она заглянула за косяк.
Пень уже был одет.
В тяжёлых универсальных оркских сапогах на подковах. Штанах «не жалко» и ультрамодном когда-то эльфийском прозрачном шарфе цвета больного среднеболотистого дракона… Он выглядел… потрясающе.
Пуговицы глава семейства, естественно, не застегнул. И его ободранная спецовка «Да-мы-такие» была распахнута решительно напрочь!
…За спиной у Пня в виде большого «креста» красовалась пара отличных, готовых бежать хоть сейчас, охотничьих лыж.
Нога его была занесена над подоконником.
Ингрид… моргнула.
— Ты в баню?
Глава II. Разговор влюблённых
На совершенно голой макушке супруга играл очень радостный предпраздничный лучик.
Стена была «недолюблена».
Ещё пара ударов, и она бы выглядела пристойно, но пока… пока что до этого было далеко. Каждый день, возвращаясь с работы, вместо того, чтобы взяться за кирку, Пень брался за молот.
Благодаря усильям