Ратниковы
РАССКАЗЫ
У младшего брата
1
Дверь открыла молодая крепкая женщина. Лицо ее было знакомо по фотографиям, и он улыбнулся ей и подумал, что в жизни она лучше. Глаза ее щурились, будто сулили что-то — поблескивая из-за ресниц, дразнили; но губы, капризно припухлые губы, были строги.
— Вам кого? — нерешительно спросила женщина. Он опять улыбнулся, и она узнала его: — Сережа! Не предупредил! Я бы встретила! Ну, что стоишь? Входи. — И, когда он перешагнул порог, смущенно поцеловала в щеку.
Ему было приятно, что у него такая молодая родственница, и он опять улыбнулся.
— Алексея нет?
— Нет. — И блеск в ее глазах погас, а губы стали еще строже. — Он в командировке. — И показалось Сергею, что Люся забыла о нем.
— Скоро вернется?
— Не знаю. Может быть, недели через полторы… Ну, так… раздевайся. — И внезапно оживилась: — Сейчас… Сейчас я начну угощать тебя. У нас свой погреб…
Теперь ему казалось, что Люся вся поглощена хлопотами. Носилась с кухни и на кухню, таскала на стол тарелки, вазочки, рюмочки, словно готовила стол на десятерых, и глаза ее опять щурились и поблескивали.
Он открыл чемодан, достал и неторопливо развернул сверток. В свертке был подарок племяннице — два метра голубого капрона. Он разгладил капрон на коленях.
— А где Таня?
— Мама забрала. На лето. — И засмеялась: — Алеша говорит — для нагула. Худющая. Есть ничего не хочет.
«Ну что ж, без меня сошьют платьице», — подумал он, свернул капрон и пристроил сверток на краешек дивана.
В раскрытую дверь балкона тек свежий воздух, от тюлевой занавески плясали в солнечном свете узорные тени. Люся выскочила на балкон.
— Вон, видишь? Это наш погреб. Алеша выкопал. Сам. И накрыл сам. И дверь… И замок — во какой! Я сейчас…
Сергей видел, как она, прямо в халатике, промелькнула по двору, потом, улыбаясь ему, несла из погреба моченые яблоки, соленые огурцы и помидоры.
И когда она появилась на пороге, Сергея снова поразило лукавство ее глаз. Он решил, что Алексею приятно возвращаться домой, где ждет его такая хозяйка.
Стол был плотно уставлен яствами, и Люся настойчиво угощала Сергея. Предлагала попробовать варенья (ягоды Алеша купил), заливной рыбы (поймал Алеша), грибов, которые они вместе с Алексеем принесли из лесу и замариновали. Подливала ему в рюмку густое сладкое вино (сами настояли) и говорила, говорила, то подсаживаясь к столу, то отходя. Порой она задумывалась, смотрела куда-то в сторону, потом спохватывалась и опять говорила.
— Нравится наша мебель? Гарнитур чехословацкий. Купили только-только. Шкаф! Низенький, а вместительный. — Она ласково поглаживала зеркальную полировку. — А ковер случайно достали. Совсем-совсем случайно. Большой — во всю комнату. — Она, подогнув колени, села на ковер, погрузила пальцы в густой ворс. — Алеша босиком ходить любит.
И опять Сергею показалось, что она забыла о нем. Но Люся вскочила.
— Еще рюмочку. Ну, пожалуйста!
Сергей косился на большой пузатый холодильник, перебирал взглядом дорогие (по его мнению) безделушки на полированном столике трельяжа и слушал.
— Телеантенна знаешь какая у нас? Дистанционного управления. Вот пульт. Принимаем… Знаешь, сколько стран принимаем?.. Алеша сконструировал.
В голове Сергея прыгали мысли. От выпитого вина он полон был благожелательства. Слушал Люсю и готов был отвечать ей, но мысли прыгали куда-то в сторону и текли по каким-то своим, неподвластным ему ручейкам.
Вот и хорошо, что у вас все так складно… А на письмо брату мог бы выкроить полчасика. Лет пять последних эта самая Люся только и подавала вести — куцые писульки к праздникам. А брат, Лешка? Полгода на антенну угробил! Дело, конечно, стоящее. Но… можно ли забывать родню? Забывать старое? Последнюю фотографию прислал с надписью: «Брату, другу и учителю». Ишь! И пять лет — ни звука. А не виделись больше. Семь лет прошло — срок. Семь лет могут вывернуть человека наизнанку — не узнаешь и брата. Раньше смешно было письма читать — одни восклицания. А теперь? Закопался, видно, в коврах, в уюте…
Он снова оглядел богатую обстановку квартиры. Вишь, как все у Лешки!.. Потому и забыл про деревню свою. Все, как было там, все так и осталось; и он, Сергей, как пахал землю трактором, так и теперь ковыряет ее. Годы крадутся незаметно, к сорока подбираются, а он так и живет в том доме, в каком родились они с Лешкой, выросли. Дом подновил, правда, фундамент подвел каменный, крышу покрыл черепицей… Ну, пол там… наличники новые… А все ж дом тот самый… Вот и не едет. В коврах закопался, вот…
«Да что это я распылился? — подумал Сергей. — И брата еще не видел, а уж разнос устраиваю, как инспектор какой». — И сказал примирительно:
— Налей-ка, Люся, еще рюмочку.
2
Люся постелила ему на диване.
— Отдохни с дороги. — И ушла куда-то.
Он усмехнулся: «Спать днем?» Однако прилег. И уснул.
Разбудили его воробьи. Он протер глаза и задрал голову. Сквозь тюль увидел воробьев. Они дрались на перилах балкона. Нахохлились, наскакивали, как петухи, взлетали после каждого наскока и опять цепко падали на перила. Он заворочался. Опустил на пол ноги и с удовольствием пошевелил пальцами — ворс на ковре был мягкий и теплый.
Крыши домов, деревья еще переглядывались с заходящим солнцем, но за домами уже таился ночной мрак.
«Надо же проспать столько», — подумал Сергей и потряс головой. То ли от выпитого вина, то ли с непривычки спать днем — голова дурно гудела. Он встал. На столе нашел записку: «Проснешься — пей и ешь. И не стесняйся. Я на заседании женсовета».
Он налил и выпил рюмку вина. Вино ему нравилось, и он выпил еще. На обратной стороне записки карандашом нацарапал: «Пойду посмотрю город». Взял кепку и вышел.
Он знал, что город этот небольшой, и потому дивился прямым опрятным улицам, газонам, скверам, высоким домам с островерхими крышами. Одноэтажные домики тоже были непривычны его глазу: каменные, под черепицей, с мезонинами. И везде зелень, зелень — цветы, яблони. Везде тротуары, выстланные сетчатыми плитками. Он ходил, повторяя: «Ишь ты, как чисто! Ишь ты!»
Встречную женщину спросил, как пройти к аэродрому. Та не поняла его и что-то сказала на незнакомом языке. Он опять удивился: «Ишь ты! Все равно что за границей. Прибалтика». И стал внимательно приглядываться к прохожим. Выбрал мужчину, внешне наиболее похожего на русского, задал тот же вопрос. Мужчина внимательно выслушал его, подумал и, коверкая