» » » » Марко Вовчок - Путешествие во внутрь страны

Марко Вовчок - Путешествие во внутрь страны

На нашем литературном портале можно бесплатно читать книгу Марко Вовчок - Путешествие во внутрь страны, Марко Вовчок . Жанр: Классическая проза. Онлайн библиотека дает возможность прочитать весь текст и даже без регистрации и СМС подтверждения на нашем литературном портале bookplaneta.ru.
Марко Вовчок - Путешествие во внутрь страны
Название: Путешествие во внутрь страны
ISBN: нет данных
Год: неизвестен
Дата добавления: 4 февраль 2019
Количество просмотров: 149
Читать онлайн

Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала

Путешествие во внутрь страны читать книгу онлайн

Путешествие во внутрь страны - читать бесплатно онлайн , автор Марко Вовчок
Марко Вовчок — псевдоним Марии Александровны Вилинской, по первому мужу — Маркович. Родилась в русской дворянской семье. Троюродная сестра Д. И. Писарева. Под влиянием будущего мужа — этнографа А. Марковича — увлеклась украинской культурой и языком и стала украинским писателем. Почитается за классика. Большинство же сочинений написано на русском языке, писала также на французском языке
1 2 3 4 5 ... 8 ВПЕРЕД
Перейти на страницу:

Вовчок Марко

Путешествие во внутрь страны

Amicus Plato, sed magis amica veritas [1]

I

От Петербурга до Москвы

День жаркий, ветреный, удушливый. Повсюду пыль столбом. В вокзале Николаевской железной дороги шум и суета. По платформе бегают, словно на пожаре, роняют дорожные мешки, зонтики, пледы, перчатки, рассыпают запасенную в дорогу провизию. Два кренделька и печеное яйцо катятся к лаковым блестящим ботинкам какого-то пожилого щеголеватого господина, который отпрядывает от них, как от ядовитого змеиного жала. У иногородних путешественников, забравшихся сюда спозаранку и уже успевших сделать десятка два верст взад и вперед по зданию, на лицах ясно написано угрюмое неудовольствие; движения их порывисты, речь раздражительная. Некоторые (холерики) еще все ходят взад и вперед, хотя уже через силу, но большая часть уже окончательно умаялась, присели по скамейкам и беседуют. Они успели перезнакомиться друг с другом и ведут разные разговоры, пересыпая их едкими замечаниями о Петербурге.

— Ну уж Петербург, признаюсь! — говорит довольно округлый дворянин другому, сидящему с ним рядом на скамейке, менее округлому дворянину, который в ответ язвительно кривит рот и пожимает плечами.

— Ведь это, знаете… ведь это просто… Позвольте спросить, как имя и отчество?

— Владимир Ильич.

— Ведь это просто, Владимир Ильич… просто какое-то бесчеловечие! Лед-с, лед! Везде лед! Я к этому не привык, и я поражен! Никто тебя не замечает! Ведь решительно не замечает! Словно тебя нет.

— Меркантильный дух! Здесь важны туго набитые карманы, а не человек! — с прежней язвительностью замечает Владимир Ильич.

Третий дворянин, в мрачном расположении духа сидящий на соседней скамейке, перегибается в сторону разговаривающих и вмешивается в разговор:

— Люди, можно сказать, мельчают, вырождаются в таких центрах, как Петербург. Постоянно поглощенные мелкими заботами, они не имеют досуга углубиться внутрь себя, обозреть свой внутренний мир и сосредоточиться на задаче жизни.

Он говорит это плавно, протяжно, выдержанно, останавливаясь на запятых и точках, и тем благосклонным, но не допускающим возражений тоном, каким часто говорят привыкшие к почтительным слушателям магнаты-помещики. Он не говорит, а, так сказать, «глаголет».

Дворяне, к которым он обратился, по его манере глаголать тотчас же догадываются, что он немалая птица, и несколько торопливым хором бормочут:

— Да. да!. мельчают… вырождаются…

Наступает молчание и длится несколько минут.

Вбегают три иногородние путешественницы. Они одеты по последней петербургской моде, но, с непривычки, все на них топырится. Они беспрестанно обдергиваются. Шляпки у них несколько на сторону, глаза округлились до последней невозможности, дыхание прерывается. Они то мечутся из стороны в сторону, то толкутся на одном месте.

— Ах! — вскрикивает вдруг, точно уколотая иголкою, одна из них. — Где мой палевый платочек? Куда я его заложила? Ах! я его, верно, забыла там, на окне в гостинице! Поль, Поль, Поль! ты не видал его там?

— Кого? Кого? — тревожно спрашивает подбежавший с узлами Поль.

— Варя, ты не видала? Лиза, ты не видала? Ах! надо поглядеть, нет ли где… Ах, боже мой!

И все три путешественницы торопливо отпирают мешки и принимаются судорожно в них ворочаться, пока восклицание «вот он!» не кладет конца этому мучительному занятию.

Поль отходит несколько в сторону и тоже начинает проверять свой дорожный мешок и сумку.

Две другие иногородние путешественницы, давно уходившиеся от волнений и в изнеможении почти лежащие на балюстраде, отделяющей платформу от вагонов, услыхав, что соседи что-то потеряли, тоже принимаются отмыкать мешки, тоже лихорадочно в них роются, затем тревожно ощупывают свои карманы, пересчитывают деньги.

— Люба! пятидесяти не хватает! — с ужасом шепчет одна.

— Что ты! что ты! Пересчитай получше! — отвечает вспыхнувшая тревогой Люба. — Нет ли в кармане? Встряхни платок!

Встряхивают платок и снова пересчитывают деньги.

Скоро восклицание удовольствия показывает, что тревога фальшивая.

Из вокзала на платформу выбегает новый расстроенный отряд иногородних обоего пола, чрезвычайно живо напоминая «толпу взволнованных граждан», которая высыпает из-за кулис на сцену при драматических представлениях. Воспоминание о сценических «взволнованных гражданах» еще делается живее, когда раздаются хоровые восклицания, то резкие, крикливые, то сдержанные, шипящие.

— Опоздали! Опоздали! — хотя жалобно, но с достаточной яростью восклицает коренастая, черноглазая, по всем ухваткам властительная мать семейства, бесцеремонно поддавая в окружающие ее посторонние бока мощными локтями и стремительно порываясь вперед. — Я так и знала! Я так и знала!

— Я нарочно поставил по пушке! — доносится справа чье-то уверение. — Ей-богу, по пушке!

— Ах-ах-ах!

— Не толкайтесь!

— Невежа!

— Господи! наказание какое!

— Да еще час целый до отхода!

— Ах, извините!

— Боже мой!

— Понятно, что все стала забывать, — шипит злостный мужской голос, — наслушалась «женского вопроса»!

— Любинька! Любинька! — пронзительно, как свист в ключ, проносится материнский клич. — Оù êtes vous? Оù êtes vous? [2]

Остается всего полчаса до отхода поезда. На платформе давка и смятение так увеличиваются, что издали представляются только расколыхавшиеся волны разноцветных шляп, фуражек, шляпок, шапок и ярких вуалей.

Эти кипящие волны все чаще и чаще начинают перерезываться спокойными, хотя и быстрыми течениями петербуржцев и петербуржанок.

Истые петербургские жители спокойны, хладнокровны; все у них в порядке: и одежды, и физиономия. Они являются как раз вовремя, ловко, не спеша занимают лучшие места в вагонах, насколько возможно комфортабельнее усаживаются и смотрят из окон на мятущуюся по платформе толпу.

— Где наши вещи? — раздается в разных концах. — Билеты! билеты! Через двадцать минут отходит!

Толпа словно отливает к багажной. В багажных дверях начинается давка.

Очень молодой человек, отлично одетый, после тщетных усилий протиснуться сквозь стену прижимающих локтей и плеч вырывается, наконец, весь измятый, обратно на платформу, где очень раздражительно встречен тоже отлично одетой молодой дамой.

— Наконец-то! — говорит молодая дама. — Пойдем, уж, верно, все порядочные места заняты!

— Да я не мог билета на вещи получить!

— Как не мог получить? Как не мог… Это уж из рук вон! Это…

— Да что ж я буду делать? Меня чуть не задавили… Говорят: ждите очереди!

— Говорят: ждите очереди! — передразнила дама язвительно. — Вот наградил бог толком и умом! Donnez lui quelque chose! [3]

— Mais… [4]

— Quoi «mais»? Donnez lui quelque chose, je vous dis! [5]

— Je n'ose… [6] здесь не берут!

— Скажите пожалуйста! Это ты, верно, у своих Карасевых набрался таких идей?

Невозможно выразить на бумаге той глубины презрения, какую молодая дама влагает в «Карасевых».

Очень молодой человек вспыхивает, как зарево.

— Я пойду… — говорит он, — я пойду еще попробую… может, уж очередь…

Но молодая дама безжалостна.

— Конечно, — говорит она, — никто не мешает следовать по стопам Ка-а-а-рра-ссее-вых!. Ха-ха-ха! К-а-р-а-с-е-в-вы!

У злополучного последователя Карасевых даже уши пунцовеют. Со слезами на глазах он бормочет:

— Я не понимаю… я не понимаю, к чему тут примешивать людей… людей… которые… которые…

— Конечно, никто не мешает! — продолжает молодая дама, не удостаивая заметить кроткого и смущенного представления. — Но, мне кажется, следовало бы немного помнить, чем кому обязан. Если живешь в чьем доме, так, мне кажется, можно, не говорю из благодарности, а хоть из приличия, время от времени пожертвовать карасевскими идеями! Наконец, можно хоть не вмешиваться! Кто просил отсылать человека? Он бы все мне сделал! Но, по милости карасевских идей, я теперь опоздаю на поезд! Опоздаю к 17-му! Надо будет возвращаться опять к тетеньке, и за чаем она опять будет подсмеиваться, как провинциалы опаздывают! По милости карасевских идей…

— Помилуй, кузина…

— Карасевы приказали трудиться! Ах, прелестно! Как почетно таскать самому чемоданы! C'est très gentil! [7] Ах, да! они все занимаются переноской чемоданов!

— Я не понимаю… к чему… к чему тут… тут чемоданы? — бормотал кузен.

Он задыхается.

— И дамы тоже? — презрительно щурясь, произносит кузина.- C'est charmant! [8] Нет ли их карточки с чемоданом на плечах? Они не дарят таких видов своим поклонникам?

Она, не замечая того, все более и более возвышает голос.

— Кузина!.

1 2 3 4 5 ... 8 ВПЕРЕД
Перейти на страницу:
Комментариев (0)