Но печаль гасила краски…
И вззвенел, одичав, тимпан;
Взвыл кимвал: сатирам пляски
Повелел хохотливый Пан.
Их вскружился вихорь зыбкий,
Надрывалась дуда звончей -
И божественной улыбкой
Прояснилась печаль очей.
Я - Полдня вещего крылатая Печаль.
Я грезой нисхожу к виденьям сонным Пана:
И отлетевшего ему чего-то жаль,
И безотзывное - в Элизии тумана.
Я, похоронною лазурью осиянна,
Шепчу в безмолвии, что совершилась даль.
Я - Полдня белого небесная Печаль,
Я - Исполнения глубокая Осанна.
Из золотых котлов торжественной рекой
Я знойных чар лию серебряные сплавы
На моря синего струящийся покой,
На снежной вечности сверкающие главы,
На красные скалы, где солнечные славы
Слагаешь ты, поэт, пронзен моей тоской.
Дух пламенный, алкаючи, вращает
В поднебесьи свой солнцевидный глаз;
Горит он всем исполниться зараз
И целого, нецельный, не вмещает,-
Вновь извергая вон, что поглощает, -
Смарагд роняя, чтоб схватить алмаз:
Так из пучин индийских водолаз
Случайный перл, исторгнув, похищает.
Спеша и задыхаясь, и дробя
Единое, забвенью и изменам
Мы рабствуем, и любим, полюбя,
Не духа вечностью, но духа пленом.
Мы нищими по россыпям пройдем,
И что нас ищет глухо - не найдем.
Есть духи глаз. С куста не каждый цвет
Они вплетут в венки своих избраний;
И сорванный с их памятию ранней
Сплетается. И суд их: Да иль: Нет,
Хоть преломлен в их зрящих чашах свет,
Но чист кристалл эфироносных граней.
Они - глядят; молчанье - их завет.
Но в глубях дали грезят даль пространней.
Они - как горный вкруг души туман.
В их снах правдив явления обман.
И мне вестят их арфы у порога,
Что радостен в росах и солнце луг;
Что звездный свод - созвучье всех разлук;
Что мир - обличье страждущего Бога.
Кто знает край, где свой - всех стран школяр?
Где молодость стопой стремится спешной,
С огнем в очах, чела мечтой безгрешной
И криком уст,- а уличный фигляр
Толпу зевак собрал игрой потешной?-
Где вам венки, поэт, трибун, маляр,
В дыму и визгах дев?- где мрак кромешный
Дант юный числил,- мыслил Абеляр?-
Где речь вольна и гении косматы?-
Где чаще все, родных степей сарматы,
Проходит сонм ваш, распрей обуян?-
Где ткет любовь меж мраморных Диан
На солнце ткань, - и Рима казематы
Черны в луне?.. То - град твой, Юлиан!
Ты - что поток, чей буйственный задор
Бежит в снегах. Как сталь студеной влаги,
Тягчится, потемнев, твой жесткий взор
В борении мыслительной отваги,
Когда средь нас иль на поле бумаги
Ты ринешься в миропобедный спор…
Миг, и в лазури тонет кругозор,
Пасутся овцы, за звездою маги
Идут, и ты несешь венки олив
И миру мир… с ярмом, о деспот-мистик,
Казацкой вольности и казуистик
Равно дитя,- все в русском сердце слив!..
Верней оракул всех характеристик:
Льдом не застынь, кто холодно бурлив!
Будь жаворонок нив и пажитей - Вергилий,
Иль альбатрос Бодлер, иль соловей Верлен
Твоей ловитвою,- все в чужеземный плен
Не заманить тебе птиц вольных без усилий,
Мой милый птицелов,- и, верно, без насилий
Не обойдешься ты, поэт, и без измен,
Хотя б ты другом был всех девяти камен,
И зла ботаником, и пастырем идиллий.
Затем, что стих чужой - что скользкий бог Протей:
Не улучить его охватом ни отвагой.
Ты держишь рыбий хвост, а он текучей влагой
Струится и бежит из немощных сетей.
С Протеем будь Протей, вторь каждой маске -
маской!
Милей досужий люд своей забавить сказкой.
4 LA FAILLITE DE LA SCIENCE[9]
Беспечный ученик скептического Юма!
Питали злобой Гоббс и подозреньем Кант
Твой непоседный ум: но в школе всех Ведант
Твоя душа, поэт, не сделалась угрюма.
Боюся: цеховой не станешь ты педант.
Что перелетная взлюбила ныне дума?
Уже наставник твой - не Юм -«суровый Дант»!
Ты с корабля наук бежишь, как мышь из трюма.
В ковчеге ль Ноевом всех факультетов течь
Открылась, и в нее живая хлещет влага?
Скажи, агностик мой, предтеча всех предтеч:
Куда ученая потянется ватага?
Ужели на Парнас? .. Затем что знанья - нет!
Ты бросил в знанье сеть и выловил - сонет.
Не Ding-an-sich[10]1 и не Явленье, вы,
О царство третье, легкие Аспекты,
Вы, лилии моей невинной секты,
Не догматы учительной Совы,
Но лишь зениц воззревших интеллекты,
Вы, духи глаз (сказал бы Дант),- увы,
Не теоремы темной головы,
Blague[11] или блажь, аффекты иль дефекты
Мышления, и «примысл» или миф,
О спектры душ! - все ж, сверстник мой
старинный,
Вас не отверг познанья критик чинный
В те дни, когда плясал в Париже Скиф
И прорицал, мятежным Вакхом болен,
Что нет межей, что хаос прав и волен.
Пусть говорят: «Святыня - не от Жизни»:
Блюди елей у брачного чертога!
Жених грядет: пожди еще немного
И уличной не внемли укоризне.
То - странники в неузнанной отчизне;
Сжигая храмы, мнят, что жгут в них бога,
И веселятся на багровой тризне.
Но ты блюди елей свой у порога!
Блуждает Жизнь извивами Мэандра,
А Море ждет в недвижимом сосуде.
На пепле Трои восстает Кассандра.
Святой елей, рушенья в дымной груде,
Ты новая затеплишь Александра
И возвестишь о Фениксовом чуде.
Океаниды
Мы - девы морские, Орфей, Орфей!
Мы - дети тоски и глухих скорбей!
Мы - Хаоса души! Сойди заглянуть
Ночных очей в пустую муть!
Мы - смута и стоны, Орфей, Орфей!
Мы пут препоны, тугу цепей
Хотим стряхнуть! Сойди зачерпнуть,
Захлебнуть нашу горечь в земную грудь!
Мы телами сплелись, Орфей, Орфей!
Волосами свились, как поле змей!
Тоска нам гложет белу грудь -
Грудь хочет, не может со дна вздохнуть!
В белу грудь мы бьем, Орфей, Орфей!
Мы: Забудь - поем - о тюрьме своей!
Отдай нам, смертный, земную грудь -
Твой плен размыкать и разметнуть!
Размыкать, что жило собой, Орфей,
Себя что мнило тюрьмой своей!
Дай перси земные - к ним прильнуть,
Дай в очи дневные всей тьмой взглянуть!
Орфей
Вонмите, девы ночного моря,
Мои напевы! Творите строй!
Уймите гневы глухого горя!
Смирите ревы! Усни, прибой!
Страшнее смуты, душнее путы -
Слепая вечность отца ночей:
Вы - быстротечность его минуты,
Вы - проблеск лютый ночных очей.
Но Хаос нудит мольбой святою
В семь пленов Муза, и зиждет мир
Дугой союза: и красотою
Прозрачной будет всех граней мир.
Стозвучье браней - созвучье граней,
Один Вселикий во всем велик!
Молчите, клики! Луч блещет ранний!
Лучите лики! Где луч, там лик!
Океаниды
Чу, гребни ль отронул Люцифер ясный?
Чей луч проник до моих глубин?
О властного строя певец прекрасный,
Сойди на кручи склоненных спин!
И вал расступчивый, вал непокорный
Тебя, о звук золотой зари,
Взлелеет, лобзая, над ночью черной:
Гряди по мне и меня мири!
И главы змей моих не ужалят
Твоей ноги, огнезвучный День!
Мириады уст тебя восхвалят,